Экс-кызылчанин Роман Сенчин: "...каждый день достоин описания..."

- Когда критики пишут о Сенчине, то в первую очередь говорят о предельном реализме, "новом реализме", в котором доминирует беспощадный серый цвет. Вы согласны с такой оценкой?

- На мой взгляд, новый реализм - это крайняя форма реализма, тяготеющая к документалистике, к очерку, в ней очень прочна связь автора и героя. Здесь очень важна достоверность, вплоть до мелочей, до незаметных вроде бы деталей, необходим жизненный опыт автора. После десятилетия, когда термин "реализм" был в нашей литературе чуть ли не ругательным, когда писатели, так сказать, "отрывались" после времен несвободы, новый реализм, мне кажется, был просто необходим. Появилось много молодых писателей, которые сумели оживить, отчасти освежить литературу, вернуть ей серьезность своими почти документальными вещами. Это Маргарита Шарапова, Илья Кочергин, Аркадий Бабченко, Сергей Шаргунов, Ирина Денежкина, Анна Козлова, Денис Гуцко, Дмитрий Новиков. Кстати, и многие писатели старшего поколения тоже стали писать более исповедально. Например, "Третье дыхание" Валерия Попова, несмотря на ряд недостатков, можно считать наглядным примером нового реализма. Но у нового реализма есть и минусы. Выплеснув то, что его по-настоящему мучило, заставило сесть и написать, человек затем или замолкает, или пишет, как правило, хуже. Здесь очень легко начать повторяться, сбиться на журналистику или так называемый междусобойчик. И я сам все сильнее чувствую, что мне трудно достоверно писать о сегодняшнем. Я остался в середине - конце 90-х годов, в типажах, ситуациях, сленге того времени. Но вспоминать о том, что было десять лет назад, уже не хочется.

Написать о том, что сейчас происходит, какие сегодня люди, какая атмосфера, так, чтобы это меня удовлетворило самого, я считаю для себя теперь главной задачей.

- Как вы оцениваете то, что происходит в политике и экономике Pоссии?

-То, что происходит в нашей стране, не может не волновать. Но в первую очередь меня волнует, как меняются люди. За последние 25 лет они изменились неузнаваемо, поразительно. Задача писателя показать, как и почему человек меняется, что его окружает, попытаться заглянуть в завтра. Хочется почитать, как живут сегодняшние доярки, сталевары, комбайнеры, физики-ядерщики, рабочие на заводе Форда во Всеволожске, лесники, бывшие строители БАМа... Из этого и сложится панорама того, что происходит в России. Только нужно, чтобы это были правдивые вещи - пусть эмоциональные, экспрессивные, но правдивые. И крупицы такой прозы встречаются. А если кто-то думает, что такую прозу заменяют газетные статьи или телевизионные репортажи, то это не так. Проза - это всегда нечто большее, чем фиксация факта.

- Роман, вы родом из Кызыла, и в вашей прозе малой родине отводится очень много места. Равно как и размышлениям о взаимосвязи героя и места его рождения, обстоятельствах, которые привели к разрыву этой cвязи.

- О вынужденных переселенцах я не мог не написать потому, что наша семья,

в общем-то, была из их числа. Мы вынуждены были уехать из Тувы, так как эта земля стала для нас чужой, точнее - мы там стали чужими. Как и тысячи других людей некоренных национальностей. Теперь в Туве национальная рознь вроде бы приутихла, но все равно, приезжая туда, я чувствую себя за границей России... А Минусинск в начале 90-х годов был одним из центров, куда ехали и с севера - из Норильска, Дудинки, и с юга - из Тувы, и с востока - из Бурятии и с БАМа, и с запада - с Кузбасса. И это столкновение людей из самых разных мест, начинающих там новую жизнь, не могло остаться незамеченным. Мне кажется, это вообще специфическая особенность

современной российской литературы: одна из ее главных тем сегодня - вынужденные переезды... Очень сильными считаю такие произведения о потерянной родине, как роман Андрея Волоса "Хуррамабад" повесть Антона Янковского "Австралийский связной". Вообще о переселении людей после развала Советского Союза написано много, но зачастую мягко. Реальность - страшнее и безнадежнее. Может быть, это в принципе невозможно описать...

- Роман, когда и почему вы начали писать?

- Писать начал чуть ли не в детстве, во многом благодаря родителям. У нас была большая библиотека, отец часто по вечерам вслух читал книги. Сначала я пытался сочинять истории в духе романов Вальтера Скотта, "Острова сокровищ" Стивенсона, увлекался историей, географией. Потом стал писать о том, что видел, - о школе, о своем дворе в Кызыле, дворовых пацанах. Постепенно это занятие вытеснило приготовление домашних заданий - я с серьезным видом писал что-то в тетрадь, и родители думали, что я делаю уроки. Году в 86-м послал один рассказ на радиопередачу "Пионерская зорька" Рассказ назывался "Борьба с кличками", там пионеры вешали в школьном фойе плакат против кличек и тут же сами друг друга называли по кличкам, включая учительницу. Рассказ подправили, учительницу сделали полностью положительной и передали по радио, даже прислали гонорар. Рублей сорок, что ли, огромные деньги тогда для подростка... Но, в основном, свою писанину я никому не показывал, хотя продолжал писать и в Питере, где учился после десятого класса в строительном училище, и в армии, на пограничной заставе в Карелии. В 1993 году, переезжая из Кызыла, я уничтожил почти все, что написал. Я тогда почувствовал, что увязаю в своих полудетских, ученических текстах - все время к ним возвращался, переделывал, переписывал, но в итоге лучше они не становились... И с августа 1993-го я начал писать как бы заново - в основном очень короткие рассказы. В 96-м году поступил в Литературный институт попал на семинар прозы, который вел Александр Рекемчук. Он мне очень помол он - настоящий наставник и мастер, говорят, что писать научить нельзя, я с этим согласен, но зато можно настроить человека на то, что писательство, литература - дело серьезное и важное. Александр Евсеевич это умеет.

- А кого из классиков вы могли бы назвать своими учителями?

- Признаться, лет в тринадцать - пятнадцать я очень не любил художественную литературу. Все в ней мне казалось выдуманным, искусственным. Я как раз тогда начал пробовать описывать реальную жизнь, и увидел, что литература этой жизни не соответствует. Но знакомство с произведениями Чехова, Шукшина, Распутина меня успокоило - я понял, что не обязательно кого-нибудь убивать в тексте или отправлять за тридевять земель, что персонажи могут не делиться на положительных и отрицательных, а в финале может и не быть яркой развязки... А в конце 80-х появились книги тех, кого одно время объединяли словом "чернушники" - Людмилы Петрушевской, Светланы Василенко, Сергея Каледина, Юрия Короткова. Их я считаю не то чтобы своими учителями, но теми

писателями, которые укрепили меня в мысли, что литература может быть бессобытийной. Что каждый прожитый день - это событие, и любой из них достоин того, чтобы его описали.

- В одном из интервью вы как-то признались, что много пишете "в стол". Это позиция совсем не характерна для нынешнего суетливого времени, когда главное - скорость оборота высказываний, текстов и т.д.

- Во-первых, написанному необходимо какое-то время отлежаться. Гоголь рекомендовал переписывать одну и ту же вещь восемь раз, а между переписываниями на несколько месяцев о ней забывать. Что же касается моих текстов, то некоторые из них действительно лежат подолгу, а другие несу в редакцию, что называется, сыроватыми. Это зависит от того, о чем текст, как написан. Большинство моих повестей и рассказов привязано к определенному месту и времени действия, изобилует приметами этого времени. Я к этому стремлюсь, это для меня необходимо, хотя и понимаю, что такая литература быстро устаревает. Людмила Улицкая как-то сказала, что литература, как и йогурт, имеет срок годности. За редким исключением, к сожалению, это так...

Я сейчас собираю свои короткие рассказы, которые печаталась в журналах и газетах восемь - десять лет назад. Теперь я воспринимаю их как посторонний человек, как читатель, и меня останавливают, даже нехорошо удивляют детали и конкретика.

Что же касается скорости оборота, то нет ничего хуже. И наше время - время информационных поводов -может остаться из-за этого белым пятном в истории. История создается произведениями искусства. И всем, кто рисует, ваяет, пишет не стоит об этом забывать.