Торжу Анна. Скончалась одна из легендарных женщин Тувы

В 2003 году она рассказала о себе корреспонденту "Тува-Онлайн":

- Сколько у вас сейчас внуков и правнуков?

- Восемь, самая первая внучка Тая сейчас учится в 10 классе. Самый младший Дензин, ему три года.

- А дочерей у вас трое?

- Да, Тая, Галя, Ая.

- Интересно, а отчего имена такие редкие выбрали?

- Тая – тувинское имя. «Тая» по-тувински называют очень выносливое красивое дерево сооскен . Ударение чуть другое, на «я». В те времена, когда я родила ее, не было никаких детских игрушек. Из войлока сшила ей куклу. Голову из шкурки сделала, волосы сплела в косички. Она играла ею и баюкала: «Ая-ая». А когда родилась сестренка она и ее стала называть Аей.

- Сколько Вам было лет, когда вы уезжали из Тувинской республики в такую даль, как СССР, Москва?Как это было?

- Двадцать лет. Жили мы тогда в Хендерге Улуг-Хемского кожууна, сейчас это Ак-Тал. Как то, в декабре, когда я пасла скот примчался посыльный, что вызывают меня в Чызаан, администрацию кожууна. Мама сшила мне тогда теплую шубу новую, я сама сшила тувинские идики твердые (остроносые сапоги. Прим.). Так в этой одежде и приехала через два дня в Чааты-Аскы, сейчас город Шагонар. Дней через пять объявили, что едем учиться. До Кызыла ехали на конях, тогда он назывался Хем-Белдири. Очень холодно было, пообморозились. Привезли нас в школу, на месте нынешней детской больницы по улице Ленина. Со всех кожуунов ждали приезда абитуриентов пятнадцать дней. Только начали учить тувинскую письменность наступил и второй месяц. Кто будет учиться на эмчи? - спрашивают. (Эмчи – медик, врач. Прим.) Нас оказалось пять человек. Сказали, что требуется восемь. Опять ждали дней пятнадцать. Когда прехали на обозыах с шерстью, снег начал уже таять, весна. На пяти лошадях нас - на сани и за Саяны. Напротив обелиска «Центр Азии» вдоль горы Догээ-Баары тогда шла дорога. Снег ручьями с гор. Я одна в тувинской шубе и сапогах, остальные в европейских одеждах, а уже март. Сопровождала нас Варвара Константиновна, жена генерала Шомы, хакаска. Шома тогда учился в Тамбове на повышении, жена его туда выезжала как бы на учебу с нами. В Москву приехали через восемь дней. В четыре утра выходим из поезда, все вокруг, как в спектакле: все гудит, шумит. Мы держимся друг за друга, какой-то командировочный который возвращался из Тувы очень нам помог: на повозку посадил и привез в Постпредство. Тогда Постпредом был Санчаа. Мои тувинские идики превратились в нечто… Нас накормили, помыли и на красивом черном автомобиле привезли в Московский Центральный медтехникум на улицу Солянка 14. Первый год только учили русский язык. Рисовали и называли предметы. Иногда ничего не понимали. Серенмаа была самой толковой из нас и по-русски хорошо говорила.

- А кто был переводчиком?

- Севильба из посольства. Недолго была переводчиком. Она, наверное, в 34-ом тоже вернулась домой. Рисовали, подписывали, так и выучили язык.

- Домой на каникулы ездили?

- Только после окончания в 35-ом вернулись. В 33-м году в Звенигороде под Москвой в деревне отдыхали. В 34-м в Сочи ездили на лето. Очень тосковали по дому.

- А не голодали?

- Конечно, голодали. Сильно. Если в наше время так будут голодать, все побросают и вернутся. Очень суровое время. Копателей контейнеров сейчас вы видите, а мы тогда это видели. «Как нехорошо» говорили мы. А сейчас у нас в Туве уже есть люди, которые ищут еду в контейнерах. Это ужасно. В 33-м году на шефство мы ездили в колхозы снопы вязали. Колхозы тогда были убогие, жалкие. Борщом из одной капусты кормили, чуть-чуть хлеба. Граммов 200 тогда хлеба давали во время учебы. Никогда не было мяса. А стипендия 150 руб. Мы с Серенмой объединялись, и купив на базаре хлеб, съедали. В Москве тогда метрополитен начали строить. Самая первая станция на Арбатской площади. Там мы вместе с монгольскими студентами два месяца работали. Кирпич и цемент возили. Тележка на тонких колесах все время падает. Один монгольский студент ногу сломал. Монголы, надо сказать, неважно работали, мы оказались выносливые, справлялись, нас хвалили. Затем в 1935-ом кажется, открыли метро.

- А Вы замечали, что живете во времена репрессий, поисков «контры»? Ощущали это, понимали?

- В 1933 году вдруг мне запретили учиться. Семь дней не допускали. Из Тувы пришло досье, что я дочь ламы. «Таких учить не будем».

- А вы помните отца или знали, кто он?

- Смутно помню. Мой отец был высоким, видным, симпатичным человеком, звали его Намбырал Кыргыс, служил в Хендерге хурээ ламой. Ушел на «Хобто войну». Это была война с Китаем. В Улангоме его убили. Не знаю какой это год, призвали на войну в Китае. Односельчанин старик Эренчи который с ним был, рассказывал что, когда они вдвоем на его лошади через реку Улангом перебирались, вслед стали стрелять, отец упал, а Эренчи, не оборачиваясь, ускакал.

- Но Вы то отца совсем не знали, не то, что как врага народа…

- Дали мне семь дней срока. Я печалилась, как теперь добраться до дому. Через семь дней наш директор Анастасия Ивановна Жукова вызвала, она очень меня любила, погладила по голове, обняла и сказала: «Будешь учиться». Еле догнала своих, и так плохо знала язык, а еще 7 дней пропустила, так и стала учиться. Внезапно заговорила по-русски, не знаю как. Это был удивительно. Вдруг замечаю, что говорю по-русски, вдруг, что танцевать стала. За десять рублей учитель физкультуры учил нас танцевать.

- Сколько вам было лет, когда состоялся знаменитый танец с Максимом Горьким?

- Я родилась в 1911 году, значит, в 34-ом мне было двадцать три года

- А какие тогда носили прически и как одевались?

- Да, обыкновенные прямые волосы, простая одежда. Одежду нам выдавали.

- Но Вы все равно выделялись, видимо, раз сам Горький обратил внимание?

- Наверное. Именно меня пригласил, может потому что тувинки маленькие. В клуб девочки на танцы не любили ходить. Так как у меня был жених, я ходила, а они не соглашались. Иногда Серенмаа моя подруга ходила со мной. В клубе КУТВ (коммунистический университет трудящихся Востока. прим. ) собирали всех студентов Москвы на встречи, политинформации. Я пришла тогда на встречу с Максимом Горьким. Он рассказал про свое детство, жизнь и пожелал всем студентам хорошо учиться. После встречи в Актовом зале начались танцы. Это очень большой зал с топчанами для сидения. Кто его знает, почему он заинтересовался мною? Я среди казашек сидела. Вдруг видим, вместе с директором Горький направляется к нам. У него был кашель сильный тогда, видимо он тогда сильно болел. Подойдя, поздоровался с девочками и пригласил меня на танец. «Откуда ты? Кто ты?» - спрашивает. «Тувинка» - отвечаю. «Я знаю положение Тувы. Много вас учиться приехало?» «Пять человек нас в центральном московском медицинском техникуме», рассказывала я ему. Потом он спросил, когда мы приехали. «С 31-го года учусь». Тогда я неважно говорила по-русски, но он все понял. «А ты знаешь тувинский алфавит?» «Да, буквы знаю и пишу немного». Объявили танцы. Пошли танцевать. Фокстрот оттанцевали. Он после танца стал задыхаться, со всеми попрощался и, пожелав успехов в учебе, ушел. Он видимо сильно болел. Одышка у него появилась во время танца. Дыхание затруднилось, проводил меня до места. «Вернетесь домой и успешной работы дома».

- Вы в 35-ом вернулись в Туву уже с мужем?

- Мы познакомились еще раньше в Туве. Он в Хендерге приехал на учить всех грамоте. А в Москву он приехал в КУТВ. Когда я сказала что еду учиться на медика, сказал, уезжай я за тобой поеду и правда, осенью приехал в КУТВ. В 1934 -ом мы поженились. Здесь он работал в министерстве сельского хозяйства.

- А где находилась больница, в которой Вы тогда работали?

- Первая кызылская больница была на территории нынешнего кожвендиспансера. До сих пор дом этот стоит.

- А что там было, отделение для рожениц или только койки? У Вас ведь специальность была «акушерка»?

- Да, акушерка. В 1935 году как окончила, стала работать. Больница была одна, там был и хирург, и терапевт и фтизиатр. Все были приглашенные из СССР, тувинцев не было. Я приехала и оказалась первым тувинским специалистом. Когда приехала, было повальное расстройство «дизентерия». Я на первых порах работала не акушеркой, а на этой эпидемии. Пятнадцать дней проработала и когда заболеваемость спала, мне выделили пять коек. Тувинки в больницу не обращалась с родами, были только русские роженицы. Помогали терапевт, главврач и его супруга. Я работала дни и ночи. В конце 1936 года приехал гинеколог Владимир Самсонович Сосковец. Стала с ним работать, это был мой главный врач.

- Операции со сложными последствиями были?

- Нет. Женщины рожали легко. Задержка «детского места» плаценты или внематочные беременности – их было много.

- Когда тувинки стали в больницу обращаться?

- По одной, по двое стали приходить, когда я стала работать, узнав, что есть акушерка. Первоую пуповину я перерезала – дочери Серенмы Чамзырыновны Эльвире, это жена Калин-оола Сереевича Кужугета. Серенмаа подруга моя, тоже работала акушеркой, только ее направили в Туран. Нас ведь было пятеро. Я осталась в Кызыле, Серенмаа в Пий-Хеме, Сарыг-Тараа в Чадан уехала, Хууракпан – в Улуг-Хем, а Чыртакай из Ээрбека, проработала всего год или два, заболела и умерла. А вот дочери моей старшей, Тае, пуповину Сосковец перерезал. Во время работы, принятия родов, у меня самой начались схватки. В то время «декретных» не давали. Стою принимаю роды, только успела перерезать пуповину, как самой пришлось лечь на роды.

- А тяжело было самому акушеру?

- С чем сравнить, как сказать что не больно. Конечно, больно… Родила нормально, но когда ей был годик, я чуть не умерла от осложнения почек. Меня буквально оживили лечением.

- Напутствовали своих детей, чтобы они стали врачами, медиками?

- Нет, их собственное желание, кем быть. Тая Ивановна – учительница, сейчас на пенсии, Галина Ивановна связист, руководитель Управления федеральной почтовой связи республики, а Ая Ивановна стала врачом-анестезиологом.

- Тяжело быть медиком?

- О-о, очень трудно. Как я так сорвалась учиться, не пойму. Кто знал, что выучишься и проживешь столько лет…