|
 Сегодня доктору исторических наук, известному исследователю шаманизма Монгушу Бораховичу Кенин-Лопсану исполняется 86 лет. Многочисленные поздравления с днем рождения он принимал в своей легендарной избушке. "Живое сокровище шаманизма"... Во всем мире только трое избранных были удостоены этой высшей награды Американского фонда шаманских исследований. Среди них — и Монгуш Кенин-Лопсан, получивший этот почетный титул в 1994 г. за вклад в сохранение традиций тувинского шаманизма.
Он собирал шаманские гимны свыше 50 лет, побывал во всех уголках Тувы, встречался со старыми шаманами, дружил со знатоками тувинской старины. Его благословил в добрый и трудный путь к миру тувинского шаманства ленинградский профессор, знаменитый востоковед Сергей Ефимович Малов. Символично, что тот, кому суждено было стать в дальнейшем «живым сокровищем», родился на берегу реки Хондергей, которую издавна в народе называли «Поющей рекой».
«Я родился во время весенней перекочевки. Юрту быстро поставили под громадной лиственницей. Рядом текла речка Чаш-Тал. Так что меня можно назвать сыном кочевья, - рассказывал он в одном из интервью. - Нас в одной юрте было десять сестер и шесть братьев. Мама была мастерицей и сказительницей, отец — охотник, костоправ, знаток народных преданий и благопожеланий. у него я учился красоте слов. По отцовской линии у нас был знаменитый шаман и народный мастер Дулуш Дондук. Наш зять Сат Ширтикей, шаман-волшебник, мог босиком танцевать на костре, вызывать дождь, прогонять град. По материнской ли¬нии — славные шаманки Сат Севильбаа и Куулар Хандыжап. Бабушку Куулар Хандыжап в народе величали Улуг-Хам, или Великая Шаманка, Дээр-Хам, или Небесная Шаманка, потому что по тувинскому обычаю было запрещено называть по имени уважаемого человека, а как известно, в тувинской среде шаманы и шаманки были в то время самыми уважаемыми людьми.
С 1929 г. бабушка была лишена избирательного права, а в 1938 г. её сына арестовали и расстреляли, объявив врагом народа и японским шпионом. Через двенадцать дней после ареста сына арестовали и неграмотную шаманку-бабушку, её осудили «за контрреволюционную деятельность» на пять лет лишения свободы. В 1949 г. 63-летняя шаманка была вновь осуждена на 15 лет. Шаманка Хандыжап сидела в концлагере в городе Черногорске. Она без языка общалась со всеми. Она была среди заключенных шаманкой-богиней и ясновидящей.
Находясь в концлагере, она предсказала дату смерти Иосифа Сталина. После смерти Сталина её освободили. Она скончалась по пути к родной юрте. В январе 1969 г. она была реабилитирована посмертно. Когда мне было девять лет, бабушка Куулар Хандыжап дала мне первое посвящение и предрекла судьбу большого белого шамана».
В юрте отца Монгуш с замираньем сердца слушал легенды, предания, эпические сказания, повторял скороговорки священных фраз. С появлением в Туве собственной письменности он одним из первых научился писать своё имя на снегу.
В числе лучших выпускников кызыльской школы он был направлен в Ленинград для продолжения учебы. Кенин-Лопсану посчастливилось попасть в единственную в истории тувинскую группу, набранную для обучения на восточном факультете Ленинградского университета. «Каковы Ваши первые впечатления от большого города?» — поинтересовалась я. — «Мое первое впечатление было наивно зрелищным, как у ребёнка. Мне было интересно смотреть на купол Исакиевского собора. Здесь, на Родине, я привык к снежным вершинам, а там увидел купол. Круглый! Как мне казалось, похожий на большую юрту. Смотрел на необычайно горбатый кривой разводной мост: по двум сторонам его люди ходят, машины ходят, а под мостом ещё и пароход проплывает. У моста я увидел того, о ком слышал в сказках моего отца, — льва! Чугунного! Самым памятным для меня было, когда нам выдавали карточки. Это было моё первое практическое занятие — самому купить хлеб по карточкам в специальном магазине на Невском. Для меня лично слово «хлеб» — магическое, священное, возвышенное.
В Университете нас называли сначала «немым народом» — тихо ходят и ни с кем не разговаривают — ведь мы плохо говорили по-русски. После первого курса мы заговорили и уже на втором курсе успешно выступали с научными докладами. Я даже получил прозвище «Тувинский Цицерон». Темой первой студенческой научной работы Кенин-Лопсана было «Воздушное погребение тувинского шамана». По окончании Восточного факультета ЛГУ, однокашников Кенин-Лопсана на родине ждала блестящая карьера и престижные должности в советских и партийных структурах. Однако подобный путь был для него неприемлем. Монгуш Борахович, говоря словами русского поэта, «делал карьеру тем, что не делал ее». Он преподавал тувинский язык и литературу, работал редактором в местном издательстве. Интерес к историческому прошлому родной земли, желание сохранить для потомков её сокровища и раритеты привели Кенин-Лопсана три десятилетия назад на службу в Тувинский республиканский краеведческий музей. Здесь он неустанно собирает шаманский фольклор, старинные рукописи и книги, этнографические и археологические материалы. Но главным в его жизни всегда оставалось творчество. Перу Кенин-Лопсана принадлежат многочисленные романы, повести, рассказы, стихи, переводы на тувинский язык произведений русских и зарубежных поэтов. И самое заветное — публикации фольклора тувинского шаманства, где он в поэтической форме излагает алгыши — благопожелания потомственного шамана, небесного, алгыш шамана от лесной девы, от нечистой силы и др.
В 1982 г. Кенин-Лопсан защищает кандидатскую диссертацию на тему «Сюжеты и поэтика тувинского шаманства. Опыт историко-этнографической реконструкции». Помню, сколько трудностей и препятствий пришлось ему преодолеть, ведь в ту пору исследования на подобную тему были фактически под запретом, их разрешалось писать только с позиций воинствующего атеизма, он же трактовал тему как бы изнутри, как только и мог это делать внук великой шаманки, сын сказителя, человек с душой шамана.
После успешной защиты кандидатской диссертации Кенин-Лопсан пытался перейти на работу в Тувинский НИИ языка, литературы и истории. Он рассказывал, как пришёл с заявлением к Н. А. Сердобову, заместителю директора Института, который первым делом задал вопрос о его научных планах. Сердобов — человек аскетического вида, с жестким взглядом непроницаемых глаз, в моем представлении всегда ассоциировался с иезуитом, который хочет казаться ещё святее, чем Папа Римский. Весь его вид не оставлял сомнений в том, что он марксист-ленинец ещё более ортодоксальный, чем сам Салчак Тока, которого часто называли «тувинский Сталин».
Сердобов резко отчитал Монгуша Бораховича. Он говорил, что в то время «когда стальные космические корабли бороздят бескрайние просторы Вселенной»... (и далее почти по тексту известного киноперсонажа), Кенин-Лопсан вздумал заниматься политически вредной ерундой.
Еще в 1931 г. в Туве было 725 шаманов, но шло время и в одном из научных издании появилась публикация, в которой учёный-этнограф сообщил, что самый последний, скрывавшийся в глуши тувинский служитель этого древнего культа сдал ему свои атрибуты и отрекся от шаманской практики.
Припоминаются строки, которые Кенин-Лопсан написал лет 20 тому назад: «На свете долго я живу, знавал и правду и обман. Сейчас, пройди хоть всю Туву, найдется ли живой шаман?»
Это очень тревожные строки. Но времена менялись. Теперь, в наши дни, когда возрождается древняя культура, дела обстоят иначе. В 1987 г. в Новосибирске Кенин-Лопсан публикует монографию «Магия тувинских шаманов», в 1994 г. «Традиционная этика тувинцев», в 1995 г. «Алгыши тувинских шаманов» и другие статьи и книги на эту тему.
В Санкт-Петербурге Монгуш Борахович защитил докторскую диссертацию, посвященную тувинскому шаманизму.
Дело его жизни – это забота о сохранении духовного потенциала своего народа. Хранитель ценностей. В прямом и переносном смысле. Он – хранитель материальных и духовных ценностей тувинцев. Большую часть жизни он проработал в музее, собирая и охраняя бесценные сокровища многих поколений. Само по себе это уже великое дело. Однако он не просто хранитель, но и носитель, собиратель и исследователь этих ценностей. Пожалуй, не ошибусь, если скажу, что сегодня в Туве нет человека более осведомленного в духовной жизни тувинского народа, чем наш юбиляр.
История быта, нравов, обычаев тувинцев, их психология и душа выразились в творчестве Монгуша Кенин-Лопсана, прежде всего через художественные произведения. Он, как поэт, публицист и прозаик, составил, можно сказать, своеобразную художественную летопись жизни тувинского народа. Своеобразие прозы Кенин-Лопсана заключается в том, что в ней фактографически точно, этнографически выпукло, композиционно контрастно, с романтическим пафосом, в особой опосредованной форме автобиографизма воссоздано традиционное мировоззрение тувинского народа.
В своем творчестве с начала 90-х годов М.Б. Кенин-Лопсан раскрылся больше как ученый. Разумеется, это были всходы предыдущей многолетней работы, тоже многогранной. Кенин-Лопсан – ученый, это фольклорист, этнограф, шамановед, мифолог, этнопедагог, искусствовед, краевед. С ним сотрудничало более тысячи информаторов.
Писатель участвовал также в написании «Очерков тувинской литературы», которые вышли в 1964 году. Переложил в литературные произведения сказки «Чижик» и «Хайындырынмай Багай-оол», эпос «Танаа-Херел», которые опубликованы в 1985и 1986 годах.
Многолетний труд Кенин-Лопсана – ученого, свидетельствует о том, что все стороны его научной деятельности непосредственно были продиктованы духовными потребностями народа. Он больше ученый – практик, сформированный в гуще народной жизни. Собранные им тексты и первично описанные им научные факты, безусловно, со временем будут осмыслены еще шире и глубже.
Без преувеличения можно сказать, что научный подвиг ученого Кенин-Лопсана, кустаря – одиночки равен труду целых микроинститутов. Если одним словом попытаться охарактеризовать многогранное творчество Кенин-Лопсана, т.е. определить его кредо, то я бы сказала так: Кенин-Лопсан – это писатель и ученый, художественно и научно воссоздавший и сохранивший традиционное мировоззрение тувинского народа. Кажущееся на первый взгляд разноликим творчество писателя и ученого в действительности органически переплетено в один узел и служит одной цели – воссозданию системы традиционного мировоззрения тувинцев.
Может быть, этим и объясняется отчасти относительная творческая свобода писателя и ученого от идеологической конъюнктуры разных времен. М.Б. Кенин-Лопсан, как писатель, фольклорист, этнограф-шамановед из сказительской и шаманской семьи, я думаю, действительно уникум в тувинской истории, да и не только в тувинской. Человек, сохранивший духовное наследие народа и запечатлевший его в вечном слове – это хранитель тех ценностей, которые невозможно, как материальные богатства, ни потерять и не уничтожить.
|
|
Личность 
