|
 В Кызыле 15 декабря прошел сольный концерт Дамырак Монгуш. О молодой певице в материале Виктории Кондрашовой, корреспондента газеты "Тувинская правда".
В Чадане, где родилась и до пятого класса училась Дамырак Монгуш, никто не верил, что когда-то она запоёт. Её не взяли даже в вокальный кружок местного Дома культуры. Ты не умеешь петь, у тебя нет ни слуха, ни голоса, — прямо говорили ей взрослые. Не взяли её и на первую «Звезду Тувы» — один из членов жюри высказался категорически против её участия в проекте.
А вот Эльвира Докулак — стоило ей только услышать, как девочка напевает, шагая по коридору тувинского театра, — сразу же насторожилась. Тогда встретились Учитель и Ученик. А что из этого вышло — Дамырак Монгуш показала на сольном концерте в Тувинской госфилармонии. Программу этого концерта девушка готовила не один год, ещё со времён учёбы в консерватории. Она представила тувинскому зрителю живое переплетение голоса и музыки симфонического оркестра: могучее академическое пение без микрофона.
— Дамырак, а кто убеждал вас в том, что вы не умеете петь?
— Да даже педагоги по музыке там, в Чадане. Знаете, я сейчас сама преподаю в Кызылском колледже искусств — и никогда не говорю ничего такого детям. Потому что голос — он может взять — и появиться. У меня есть одна девочка — так вот когда она в первый раз ко мне пришла, я подумала: боже мой, что мне с ней делать? Мы целый урок, например, искали одну ноту. Каждый день я уходила домой с тяжёлым сердцем. И вот эта девочка у меня сейчас — поёт.
— Как же вы сами преодолели чужую критику?
— Был момент, когда я просто перестала петь. Я занималась спортом. Потом, когда переехала в Кызыл и поступила в школу № 2, снова начала потихоньку петь. У нас была педагог по музыке, Аржаана Комбуй-ооловна, и она направляла меня и на школьные конкурсы, и на концерты какие-то.
А мама у меня работала в театре. Она не артистка, а заместитель директора. Но всё равно летом я ездила с артистами на гастроли — росла в их среде. И думала: господи, буду ли я когда-нибудь петь так, как они? И в то время Эльвира Доржуевна Докулак приехала после окончания консерватории в Новосибирске, уже как преподаватель по вокалу. Помню, как я шла по коридору в театре, что-то напевала — и выходит она.
— Ну-ка иди сюда.
— Я? — оглядываюсь по сторонам.
— Да-да, ты.
Я подошла к ней.
— Ну-ка, попоём.
Она дала мне какие-то распевки. Мне понравилось. Она и подготовила меня к поступлению в ККИ.
— А в консерваторию после колледжа вы уже целенаправленно поступили?
— Это было скорее акцией протеста. Нам в колледже частенько говорили: вот в новосибирскую консерваторию вы точно никогда не поступите. Меня это задело: что это за консерватория такая, в которую невозможно поступить? Прямо злость брала.
А приехала в Новосибирск — и так потянуло домой! На каждом экзамене думала: хоть бы провалить! И, как назло, каждый экзамен — высокие баллы. Я поступила. И… не знала, что с этим делать. Доказала, вроде как, а учиться не хотела. Страшно было: ну, закончу я эту консерваторию — и что дальше?.. А тут заболел сын. Я тотчас сорвалась с места и уехала в Туву.
— Даже не начиная учёбы?
— Да. Поступила и уехала. В Кызыле я устроилась на работу в симфонический оркестр, про консерваторию и забыла. Жизнь потекла как-то стабильно. Потом, спустя год, я участвовала в эстрадном конкурсе «Мелодии Саянских гор». В жюри тогда сидели представитель организации ТЮРКСОЙ Арман Нурмахамматулы и оперный певец Игорь Лазарев. Они вдвоём что-то обсуждали. Мне тогда места не дали, но сказали, что у меня академический голос. А через какое-то время в социальной сети на меня вышел тот самый представитель ТЮРКСОЙ с приглашением на оперный фестиваль.
Для меня это было фантастическим событием. Но я преодолела свою неуверенность и решила ехать… Первая репетиция была в оперном театре турецкого города Самсун. А приехали заслуженные артисты разных стран, ведущие солисты оперных театров — люди такого уровня и масштаба, что я вконец оробела. Поэтому, когда поднялась на сцену, дрожала: зал такой большой, все на меня смотрят… Но вот я начинаю петь и вдруг понимаю, что мой голос… летит. Оказывается, в залах с шикарной акустикой так и должно быть. Петь было настолько в удовольствие, что я забыла про все свои страхи.
Гастроли в рамках этого оперного фестиваля длились месяц. Я была самая младшая, неопытная, и меня все поддерживали. Тогда мне настоятельно порекомендовали, чтобы я поступила в консерваторию. Даже пообещали помочь с поступлением в Москве.
Но я вернулась домой, получила отпускные, посчитала, сколько мне нужно на дорогу и проживание, и поняла, что Москва мне не по карману. Куда ближе был Новосибирск, и я снова… поехала туда.
— От судьбы не уйдёшь!
— Вот-вот. Приехала, заполняю заявление в приёмной комиссии. И заходит какая-то тётенька. Бабушка прямо. С рыжими такими волосами. И как гаркнет вдруг на меня: ты что, наглая девка, опять приехала? Я даже дар речи потеряла.
А кричала на меня завкафедры вокального отделения, народная артистка России Зинаида Захаровна Диденко. Оказалось, из-за того, что я не приехала на учёбу, на следующий год консерватории сократили одно место. Я, конечно, оправдывалась, что у меня ребёнок болел… В общем, с горем пополам я всё же сдала экзамены — под шквал критики и язвительных замечаний Зинаиды Захаровны. На экзаменах я плакала, молилась уже о том, чтобы хоть как-нибудь — но только поступить.
Поступила.
Мне пригрозили: если что-то выкинешь — сразу отчислим.
— Сурово они. Обиделись, видать, очень.
— А в сентябре меня пригласили опять в Турцию на юбилейный концерт ТЮРКСОЙ. Отпрашивалась у Зинаиды Захаровны — она меня не отпустила. Сказала: петь научишься — потом будешь разъезжать… прима!
— Но вы, конечно, не послушались.
— Конечно. Для этой поездки композитор Чойгана Комбу-Сандан написала произведение для симфонического оркестра и хоомея. Мы поехали с народным хоомейжи РТ Монгун-оолом Ондаром. Впервые мы сделали такой синтез классики, оперного пения и хоомея — включили его в симфоническую партитуру.
— Как отреагировала на ваше отсутствие Зинаида Захаровна?
— А она не узнала. Меня не было всего неделю, своего педагога по специальности я предупредила… А к концу первого курса у меня пропал голос.
— Что случилось?
— Не знаю. Честно говоря, голос — инструмент непонятный. На него влияет всё: и погода, и личная жизнь, и стрессы, переживания, смена климата. Я очень много болела в Новосибирске. Ну, и с педагогом у нас возникли разногласия — разные взгляды на вокал. У меня был богатый грудной резонатор, низкие обертона. Эльвира Доржуевна вела меня как крепкое сопрано. А там из меня начали делать высокое сопрано. Вот и всё. Голос пропал. В Кызыл я вернулась с кучей хвостов. Эльвира Доржуевна занималась со мной всё лето. Сначала по пять минут. Я чуть-чуть попою — и голос садится. Спустя месяц я уже могла петь полчаса. Это было огромное счастье: экзамен смогу выдержать. По приезде я перевелась к другому педагогу, и это было моей очередной ошибкой. Я тогда поняла, насколько надо ценить хороших педагогов, которые сами за тобой бегают. В консерватории такого не было. Там если чуть заикнёшься, что что-то болит — всё, не приходи. Никто с тобой возиться не будет. В конце концов, я сделала для себя вывод, что петь я действительно не умею.
— Убедили.
— Да. И на втором курсе я решила бросить консерваторию. В апреле приехала в Кызыл и пошла устраиваться в погранотряд. И вот, назавтра у меня назначено тестирование — в два часа ночи звонок. Саян Дембирел из Москвы. Дамырак, говорит, нас приглашают в Турцию на обучение.
… А мне как раз так не хватало новой обстановки!.. И мы уехали в Турцию.
Было немного страшно — я ведь теряла голос, восстановилась не до конца, и ещё эта неуверенность, что петь я не умею. Всегда крутила это в голове. Мы начали заниматься. Преподаватель меня распевает, я пою, пою… Она вдруг останавливается и говорит: замечательно! Вы спели соль-диез третьей октавы.
Что? А я никогда в жизни не пела в третьей октаве — это очень высокие ноты. Боже мой!
За месяц, что там были, мы очень выросли. Педагоги попались замечательные: одна была солисткой оперного театра, училась в Италии. Другая — заведующая вокальным отделением университета культуры Анкары. Они приглашали меня перевестись к ним… Наш творческий союз с Саяном родился тогда, в Турции. Давай, договаривались мы, будем вместе продвигать в Туве академическую культуру.
Нас там, честно говоря, захвалили…
— Звезду там не поймали?
— Не-ет, что вы. Никогда даже мысли не было, что вот я закончила консерваторию и всё умею. И по сей день я занимаюсь со своим педагогом. Вокал — это каждодневный труд. Я, наверное, до конца жизни буду учиться.
— То есть консерваторию вы всё же закончили, хоть и порывались оттуда сбежать.
— Да. Из Турции я вернулась уже с другим голосом. Выросла. Сдала свой летний экзамен. Помню, как меня хвалила Зинаида Захаровна.
— Ну, наконец-то…
— Знаете, я долго думала, что она меня ненавидит, и только под конец поняла, что это не так. Просто она всё время хотела от меня чего-то большего. К сожалению, я поняла это очень поздно.
На последнем, четвёртом, курсе я перешла к заведующей кафедрой Татьяне Валерьевне Горбуновой — она ведущая солистка оперного театра в Новосибирске. Вот у неё я начала уже петь по-другому.
— По-другому — это как?
— Петь. Не мучиться, а петь. Понимаете, все педагоги, которые со мной работали, — они замечательные. Но у них разные методы. Порой очень жёсткие. Кому-то такие методы подходят, закаляют, а кто-то — ломается. Мне психологически было очень трудно. Трудностей вообще было очень много. Я ведь и жила далеко. Муж у меня военный, и жили мы в военном городке, это 60 км от Новосибирска. На путь в одну сторону у меня уходило два часа. Два туда и два обратно. И так каждый день. Но я пользовалась этими часами. Что-то учила, спала, ела, домашние задания делала. Я ведь взрослый человек, у меня семья, двое детей. Я приезжаю домой — мои консерваторские проблемы должны оставаться там, в консерватории. Или в электричке. Думаю вот: смогла бы я сейчас так? Нет, наверное.
— Дамырак, вот вы столько раз пытались сбежать из Новосибирска… Что же всё-таки дала вам консерватория? Может, хватило бы колледжа и обучения в Турции? Стоило ли так мучиться?
— На самом деле очень много. Я выпустилась только в этом году, только приступила к работе. Наверное, всё, что мне пришлось пережить, ещё предстоит осмыслить спустя время. На этот вопрос я вам отвечу через несколько лет. Ну а как минимум — она дала мне знание нескольких иностранных языков, за что я очень благодарна. Я очень люблю языки, люблю петь на них. При этом люблю говорить на языке правильно, чтобы французский, например, был французским, а не тувинским. И в репертуаре у меня много произведений на чешском, французском, испанском, итальянском, немецком, азербайджанском, турецком, алтайском…
— Дамырак, почему всё же изначально вы пошли именно на академический вокал? Ведь было бы проще, да и понятнее, наверное, осваивать эстраду…
— По этому поводу кое-что расскажу. Был набор на первый проект «Звезда Тувы», и я пошла туда прослушиваться. В жюри сидели Олег Сарыглар и Орлан Дамба-Хуурак. Я, вроде бы, неплохо пела — на мой взгляд. И, вроде, другим членам жюри понравилось. Но вот Дамба-Хуураку не понравилось, и он настоятельно не хотел меня брать. Я к нему подошла. Почему, говорю, вы не хотите меня брать? А он отвечает: я не понимаю твоего голоса. То ли эстрадная ты, то ли есть в тебе даже что-то академическое… Ну и ладно, подумала я.
Сегодня я ему благодарна за это. Если бы я попала на тот проект, наверное, вся моя жизнь сложилась бы иначе.
А выбирая направление, я доверилась Эльвире Доржуевне. И это было правильно. Хотя — я никогда не мечтала быть певицей.
— А кем мечтали?
— Следователем. Где-то там, внутри, я и есть следователь. Очень люблю детективы. Честно говоря, закончив консерваторию, я подумывала — а не получить ли мне юридическое образование?..
— Ещё не поздно.
— Я тоже так думаю.
— Расскажите, пожалуйста, про концерт.
— Это мой сольный концерт. Полностью акустический, живой, без микрофонов. Это большой опыт для нашего зала. И для меня — серьёзный вызов.
— Такого рода вещи, которые предлагаете вы, классика, для нашего зрителя это пока сложновато… Его надо воспитывать.
— Знаете, в наше время в микрофон может запеть любой. Существует масса акустических эффектов, которые можно настроить. Есть плюсовки. А мы хотим показать другую музыку. И эта музыка востребована — я заметила, есть люди, которые постоянно ходят на академические концерты. Вообще у нас многие слушают классику. Другое дело, что её почти не исполняют…
Многих своих слушателей я знаю в лицо. Так приятно, что они со мной. Я расту, и они как бы растут вместе со мной.
А в ККИ в этом году открыли оперную студию. Там мы сейчас ставим «Снегурочку» Римского-Корсакова. Я думаю, это уже первые маленькие шажки к тувинской опере. Развитие — оно идёт, но очень медленно. Вот смотрите: когда отделение академического вокала ККИ заканчивали мы, нас было всего три человека. Перед нами закончил вовсе только один. А сейчас на этом отделении учится девятнадцать студентов. Это обнадёживает!
|
|
Культура 
